Начало американо-китайской холодной войны может стать поворотным пунктом в истории Корейского полуострова

До недавнего времени китайское руководство относилось к Северной Корее, скажем так, неоднозначно. С одной стороны, Пекин осознаёт, что Северная Корея является важной буферной зоной, которая прикрывает промышленные центры Манчжурии, а отчасти — даже и Пекин. С другой стороны, немалое раздражение всегда вызывали эскапады северокорейского руководства и склонность Пхеньяна играть на противоречиях своих соседей, энергично маневрируя между ними и не становясь ни на чью сторону.

В последние пару десятилетий негатива в отношении КНДР добавила и северокорейская ракетно-ядерная программа. Будучи официально признанной ядерной державой, Китай не может не беспокоиться по поводу распространения ядерного оружия. Проводимые КНДР испытания ядерных зарядов и запуски межконтинентальных баллистических ракет приводят к регулярным вспышкам напряжённости в Восточной Азии, то есть у китайских границ, — и Китай этим вспышкам отнюдь не рад. Вдобавок действия Северной Кореи служат то ли причиной, то ли предлогом для сохранения американского присутствия в регионе. Наконец, северокорейская ракетно-ядерная программа неизбежно толкает в объятия США Южную Корею — страну, которая в экономическом отношении всё более втягивается в китайскую сферу влияния.

В Китае с начала 1990-х годов существовали сомнения по поводу того, способен ли правящий в Северной Корее режим вообще справиться с вызовами современного мира. Его падение рассматривалось как вполне вероятный сценарий. Более того, в периоды, когда казалось, что внутриполитическая ситуация в Северной Корее обостряется, китайское экспертное сообщество начинало проявлять признаки беспокойства и активно обсуждало с иностранными коллегами (включая и коллег из США) возможные сценарии развития событий на Корейском полуострове.

Из этих обсуждений, которые особо активно велись в последние годы правления Ким Чен Ира, то есть в 2008–2010 годах, было очевидно, что Китай, хотя и предпочёл бы сохранение статус-кво, был тогда готов смириться с геостратегическими последствиями смены режима в Пхеньяне — при условии, что его интересы будут учитываться при выработке будущей модели устройства региона. В частности, китайские эксперты, близкие к правительственным кругам, в неофициальной обстановке поднимали тогда вопрос о нейтрализации Корейского полуострова в случае его объединения по германскому сценарию (что подразумевает в том числе вывод оттуда американских войск). Однако эти кулуарные разговоры десятилетней давности уже стали историей.

С приходом к власти Дональда Трампа и началом американо-китайского противостояния геостратегическая ценность Северной Кореи для Китая чрезвычайно возросла. В сложившейся ситуации Пекин не может допустить того, чтобы столь важная буферная зона оказалась под контролем враждебных Китаю сил.

Наблюдателям очевидно, что в случае объединения страны по германскому сценарию (первый этап — революционный кризис в Северной Корее, второй этап — её фактическое поглощение Кореей Южной), будущее единое корейское государство с большой вероятностью останется союзником Соединённых Штатов и будет либеральной демократией, на идеологию и политику которой вдобавок будет оказывать огромное влияние корейский национализм. Эта ситуация может повлиять и на этнических корейцев в Китае, которые в настоящее время в своём большинстве лояльны китайскому правительству. Нельзя исключать и появления территориальных притязаний — в полуофициальной форме Южная Корея уже высказывала претензии на заметные куски китайской территории в Манчжурии.

Из всего этого очевидно, что объединение Кореи под контролем Сеула в нынешней ситуации решительно не соответствует китайским интересам — а никакой другой сценарий объединения не просматривается, несмотря на все демагогические разговоры о «мирном и поэтапном слиянии двух корейских государств».

Обострение отношений с США поставило Китай в такую ситуацию, при которой он вынужден заботиться о сохранении северокорейской государственности — вне зависимости от того, что китайское руководство думает о внутренней и внешней политике Пхеньяна.

Представляется, что сейчас у Китая есть, скажем так, две линии геостратегической обороны. С одной стороны, он будет оказывать Северной Корее определённую экономическую и гуманитарную помощь — в том числе и в нарушение тех санкций ООН, за введение которых сами китайские представители голосовали в 2016–2017 годах, в период резкого ухудшения китайско-северокорейских отношений (и до начала американо-китайской холодной войны). Скорее всего, эта помощь будет недостаточной для того, чтобы обеспечить стабильный рост северокорейской экономики, но её вполне хватит на то, чтобы не допустить в стране экономической катастрофы, которая может легко перерасти в катастрофу политическую.

С другой стороны, если профилактические меры и умеренная экономическая поддержка режима не помогут и Северная Корея всё-таки столкнётся с серьёзными внутренними волнениями или, скажем, попыткой переворота, то сторонники существующей власти будут, скорее всего, поддержаны Китаем. При крайней необходимости возможным становится даже и прямое китайское вмешательство в конфликт.

Известно, что планы вмешательства в возможный северокорейский внутриполитический кризис существовали и раньше, по меньшей мере с 2005 года (как уже говорилось, в руководстве Китая никогда не было сомнений по поводу того, что внутренний кризис в Северной Корее вполне возможен). Тем не менее в новой ситуации, определяемой противостоянием с США, резко выросла вероятность того, что политическое руководство примет решение о реализации этих планов. Сохранение статус-кво на Корейском полуострове для Китая перестало быть просто желательным сценарием, а превратилось в важное условие обеспечения собственной безопасности.

Неясно, довольно ли северокорейское руководство подобным поворотом событий. На первый взгляд у нынешней северокорейской элиты появился защитник. При этом Пхеньян во многом утратил ту свободу манёвра, которую северокорейские руководители так ценили и которую они так умело поддерживали с начала 1960-х годов. Исторически северокорейская внешняя политика всегда была политикой маневрирования между великими державами и политикой игры на их противоречиях. Этот подход позволял Северной Корее сохранять высокий уровень самостоятельности, а также гарантировал, что великие державы будут не в состоянии слишком активно вмешиваться в северокорейскую внутреннюю политику. Поэтому односторонняя зависимость от Китая может представляться Ким Чен Ыну и его окружению достаточно рискованной.

Китай, безусловно, нуждается в сохранении разделённого (и при этом стабильного) Корейского полуострова, но это вовсе не означает, что Китаю нужна Северная Корея, которой управляет Ким Чен Ын и его ближайшие соратники. В Пхеньяне помнят, что главный потенциальный соперник Ким Чен Ына — его брат по отцу Ким Чен Нам — на протяжении долгого времени, вплоть до его убийства северокорейскими оперативниками в аэропорту Куала-Лумпура, не просто жил на территории Китая, но и пользовался покровительством китайских властей. Не забыли там и того, что в 1956 году именно Китай, действуя совместно с СССР, предпринял попытку отстранить от власти Ким Ир Сена, деда нынешнего северокорейского руководителя.

Тем не менее в настоящее время, в условиях американо-китайского противостояния и кризиса в отношениях с США, возможности манёвра у северокорейского руководства ограничены — хотят они или нет, а в объятия Пекина им отправляться всё равно придётся.

Другим важным вопросом, о котором следует задуматься, является вопрос о будущности северокорейских реформ. На протяжении первых лет своего правления Ким Чен Ын осуществил серию успешных рыночных реформ, которые были близки к реформам, проводившимся в Китае в начале 1980-х годов, в начальный период правления Дэн Сяопина. Реформы привели к заметному оживлению экономики, возобновлению экономического роста и повышению уровня жизни, но в 2017–2018 годах, в условиях очередного ядерного кризиса, их пришлось прервать.

На настоящий момент неясно, пойдёт ли северокорейское руководство на возобновление реформ. Сами по себе реформы являются политически рискованным мероприятием, ибо они ведут к усилению рыночных сил, во многом неподконтрольных государству. Вдобавок их побочным результатом является распространение в стране политически нежелательной информации о внешнем мире. Северокорейское руководство пыталось сочетать экономическую либерализацию с ужесточением политического контроля и контроля над информацией, но политика «реформ без открытости» всё равно является потенциально рискованной.

До недавнего времени такой политике не было альтернативы, ибо для сохранения государственности Северной Корее необходимо было добиться хотя бы частичного возрождения экономики и возобновить экономический рост. Однако в новых условиях необходимость в проведении реформ существенно снижается. В том случае, если Северная Корея оказывается включённой в китайскую сферу влияния и фактически получает от Китая минимальные гарантии своего сохранения в нынешнем виде, политика реформ, по-прежнему оставаясь политически опасной, становится не слишком нужной. Ясно одно: вероятность падения северокорейского режима, которая на протяжении последних 20–25 лет была не слишком большой, но вполне реальной, существенно снизилась.

Это означает, что на протяжении обозримого будущего (точнее, на протяжении американо-китайского противостояния) Северная и Южная Кореи будут оставаться не просто двумя отдельными государствами, но и государствами, между которыми не будет существовать практически никаких контактов. В этих условиях неизбежно ускорится уже идущий процесс формирования двух новых национальных идентичностей, формирования двух отдельных наций — северокорейской и южнокорейской.

Если американо-китайское соперничество затянется на десятилетия (на что сейчас очень похоже), то к моменту его прекращения оба корейских государства далеко уйдут по пути национального обособления — возможно, настолько далеко, что обратной дороги к тому времени уже не будет. Это означает, что на территории Кореи и в долгосрочной перспективе — на протяжении десятилетий, а то и столетий — будут существовать два независимых государства, постепенно превращаясь в две полноценные и, возможно, очень разные нации. В таком случае историк будущего, работающий, скажем, в 2120 году, пожалуй, сможет сказать, что «американо-китайская холодная война нанесла последний смертельный удар идее объединения двух государств Корейского полуострова».

Андрей Ланьков

Источник

Автор Андрей Николаевич Ланьков — востоковед-кореевед, историк и публицист. Кандидат исторических наук, профессор. Преподаватель Университета Кунмин (Сеул).